Графиня Анна Родионовна Чернышёва, урождённая Ведель (1744 — 9 июля 1830, Смоленск) — статс-дама, племянница П. Б. Пассека, старшая сестра Марии Паниной, жена графа Захара Чернышёва, наследница имения Вейделевка.
Биография
Родилась в 1744 году в семье генерал-майора Иродиона Кондратьевича Веделя и его жены Анастасии Богдановны, урождённой Пассек. После смерти жены Иродион Кондратьевич, приехав в Петербург, представил своих дочерей императрице Елизавете Петровне, которая приняла их очень благосклонно и милостиво, а когда генерал-майор Ведель вскоре после того умер, сироты остались во дворце, где и получили воспитание. В 1762 году Пётр III произвёл их во фрейлины, и они продолжали оставаться при дворе Екатерины II до своего замужества.
Характером сёстры Ведель не походили друг на друга: Марья Родионовна, вышедшая замуж за П. И. Панина, напоминала свою мать, которая была «добра как ангел», а Анна Родионовна, обладавшая от природы тоже весьма добрым сердцем и бывшая искренно религиозной, является вместе с тем типической представительницей своенравной и властной великосветской барышни второй половины XVIII века, у которой гнев и милость шли рука об руку. Несмотря на то что она «жаловала» свою камеристку, Марью Фоминишну, которая находилась при ней с самого детства и была, как говорят, не из дворовых, а из шляхты, она сильно разгневалась, когда та осмелилась признаться, что желает выйти замуж за человека, который ей понравился:
| Ты с чего это вздумала, с чего взяла свою волю иметь? Надоела я тебе? Отделаться от меня захотелось? За все, за великие мои милости? Ах ты неблагодарная! Вишь, замуж собралась! Когда так, выдам тебя, но только за кого мне угодно. Эй! позвать сюда капельмейстера Переборенко. |
Явился Переборенко, и его немедленно обвенчали с Фоминишной, которая по-прежнему осталась камеристкой графини.
Вельможа настоящая, гордая, пышная и ох какая крутая да капризная. Все у ней выходило невзначай и временем: когда милость, а когда и гроза. Часом, бывало, станет вдруг богомольна, милостива, обходительна, и тогда уж добрым делам конца и меры нет. По целым неделям Богу молится и постится, словно схимница какая, бедных людей и нищую братию щедро награждает, допускает к себе всякого, кто имеет просьбу к ней, и всем-то помочь старается; благодетельствует, по церквам и монастырям деньги без счету сыплет; а в иное время, что чаще бывало, просто и приступу к ней нет, такова делалась грозна и капризна; всех-то она тиранит и в страхе держит; всякого, кто бы ни был, норовит обидеть. Не токмо что наша братья, рабы её, а и сильные люди по струнке перед ней ходили; а уж эти разные судейские чиновники, исправники там, да заседатели, те просто тряслись перед нею и не смели являться без зова.— Воспоминания Марьи Фоминишны о графине Чернышевой, Сообщ. Д. Д. Рябинин // «Русская старина», 1874. – Т. 11. - № 11.
Одно происшествие, случившееся вследствие вспыльчивости Анны Родионовны, произвело на неё очень сильное впечатление. Она прогневалась на двух своих дворовых девочек, велела запереть их на чердаке и держать там, пока не прикажет выпустить. Дело было зимой. Уже на вторые сутки, увидев во сне, что ей кто-то сказал, будто бы девочки замёрзли, графиня в испуге послала за ними на чердак. Когда оказалось, что девочки действительно замёрзли, графиня упала в обморок и долго не приходила в сознание. После этого случая, по словам Переборенко:
| Она и волосы на себе рвала, и руки ломала, рыдала, вопила… С тех пор, по самую смерть свою, графиня каялась в грехе этом и мучилась совестью. Иногда целые ночи напролет молилась Богу земными поклонами, со слезами и рыданиями, накладывала на себя эпитимии, морила себя голодом и холодом. |
О доброте графини упоминает между прочим де Санглен в своих «Записках», говоря, что множество благодеяний её осталось в неизвестности, потому что она тщательно старалась скрывать их.
