Чухонцев, Олег Григорьевич

Олег Григорьевич Чухонцев (8 марта 1938, Павловский Посад Московской области) — русский поэт и переводчик.

Биография

Окончил Московский областной педагогический институт имени Крупской (филологический факультет). В разные годы работал в отделах поэзии журналов «Юность» и «Новый мир».

Первая поэтическая публикация состоялась в 1958 г. Составленная в 1960 г. книга стихов «Замысел» издана не была; той же участи удостоилась и следующая — «Имя». В 1968 г., после публикации в журнале «Юность» стихотворения «Повествование о Курбском», началась открытая травля поэта в печати, на издание его произведений был наложен негласный восьмилетний запрет. В эти годы Чухонцев много занимался поэтическим переводом классической и современной поэзии стран Европы, США и СССР, чем и зарабатывал на жизнь, хотя его лирика получила самую высокую оценку ещё в начале 70-х годов XX века (Александр Галич, Наум Коржавин, Юнна Мориц).

Первый сборник стихотворений «Из трех тетрадей» цензура пропустила лишь в 1976 г., второй — «Слуховое окно» — еще через 7 лет. Свободным от цензурных искажений стал лишь третий — «Ветром и пеплом» (1989 г.). Затем издавались сборники «Пробегающий пейзаж» (1997), «Фифиа» (2003), книга избранных произведений «Из сих пределов» (2005), поэма «Однофамилец» (2008).

Стихи Олега Чухонцева переведены на многие языки мира. Он — лауреат Государственной премии РФ (1993), Пушкинской премии фонда Альфреда Тёпфера, Германия (1999), Пушкинской премии России (2003), поэтической премии «Anthologia», большой премии «Триумф», большой премии им. Бориса Пастернака и множества других. В частности, Олег Чухонцев стал третьим — после Александра Кушнера (2005) и Олеси Николаевой (2006) — лауреатом национальной литературной премии «Поэт» (2007).

Живёт в Москве.

Цитаты

• «Поэзия Чухонцева в каком-то смысле необходима русской культуре как один из вариантов творческого пути, ориентированного на традиционные ценности. Речь не идет о готовых ценностях. Традиционность Чухонцева — в обращенности взгляда вспять, в самой потребности черпать из прошлого. При этом Чухонцев — сам всегда в начале этого пути и не смеет подводить итогов. Он постоянно в поисках языка, который в результате всякий раз неузнаваем. Чухонцев не „закрывает“ своего языка, доводя до совершенства собственную интонацию, — он не „заражает“ читателя собой. Этим он исключительно плодотворен для читателей и собратьев по перу. Чухонцев отдаривает за читательское погружение в свои стихи образом той перспективы, на пути к которой нет первых и последних» — Владимир Козлов, «Новый мир», 2008.

• «Если поэзия — служение, если имеется какой-то смысл в рифмовании слов родного языка, то Чухонцев не стремится возвысить простого читателя до себя. Нет: он дает ему возможность ощутить и себя немного поэтом, осознать, что некое тайное значение содержится в трогательных и жалких воспоминаниях детства, в тоске по дому, в невозвратимости нехитрого человеческого счастья. Не надо никого проклинать, никого не надо судить или винить. Что же надо? Присесть у окна в сад (возможно, уже и не существующий), вглядеться в сырую тьму с бликами то ли светлячков, то ли звезд» — Бахыт Кенжеев, «Арион», 1996.

• «… базис поэтики Чухонцева — это, казалось бы, честный мейнстрим советской поэзии, это, если угодно, Твардовский; но — в отличие от автора „Василия Теркина“, которого я вовсе не хочу принизить, — Чухонцев осознает место этой поэтики в широком культурном контексте и сложность самого контекста и играет с этой сложностью. И в результате его „неореализм“ сам по себе также открывает перед поэтом новые и неожиданные возможности. Конечно, для любовной, к примеру, лирики он подходит плохо — любовные стихи Чухонцева сравнительно малоудачны; не слишком вдохновляют и его философские рассуждения. Но вот такое сочетание экзистенциальной остроты с натуралистической жесткостью — кому ещё оно доступно? — и уж это-то настоящая поэзия …» — Валерий Шубинский, «Критическая Масса», 2004.
• «… и дверь впотьмах привычную толкнул…» - лирический шедевр поэта. Мы можем только гадать, какой магией обладает это стихотворение, потому что ничего равного этой лирической драме по силе психологического воздействия на читателя в русской лирике нет. Это тот самый случай, когда мы сами глубоко и мучительно переживаем за тех, кто является перед нашими глазами, ибо подсознательно мы все чувствуем вину перед своими близкими и родными. И здесь «свет страдальчества и искупленья» горит, как неопалимая купина, и обжигает наши души: мы чувствуем почти физическую боль, читая эти строки. Инфернальный мир здесь торжествует, потому что в состоянии клинической смерти мы видим самого родного и близкого человека: отца или мать…             
• Здесь тема больной совести раскрывается во всём своём трагизме. Мы сопричастны всему происходящему: нам передаётся состояние лирического героя, у нас на глазах невольно выступают слёзы. Это стихотворение – лирическая исповедь светлой души, ибо «душа по природе своей – христианка». События развиваются стремительно, как в стихотворении Осипа Мандельштама «Когда Психея-жизнь спускается к теням…» (Кстати, именно Мадельштам утверждал, что слово имеет психофизиологическое   воздействие на человека!). И близкие, и родные – это милые сердцу тени, которые проступают из инфернального мира так отчётливо, что мы не в состоянии удержать то чувство кратковременной радости, которую подарила нам Вечность. В этом мгновенье заключён для нас весь смысл нашей жизни, поэтому оно продолжает длиться мучительно долго, как в романах Марселя Пруста. Трагическое мироощущение лирического героя создаёт тот инфернальный свет, без которого невозможно вернуться в прошлое, ибо «воспоминание – идти одному обратно по руслу высохшей реки» (Осип Мандельштам). Возможно, что именно поэтому нестерпимую душевную боль поэт испытывает, освобождаясь от инфернального мира и возвращаясь в мир реальный, в котором так безысходно и одиноко, - и где они, милые сердцу тени? Там, где осталась часть души, – в инфернальном мире Данте…             
• Из статьи Николая Кружкова "И прожитому я подвёл черту..."

Книги Олега Чухонцева

• Олег Чухонцев. Из трех тетрадей. — М.: Советский писатель, 1976. — 128 с.
• Олег Чухонцев. Слуховое окно. — М.: Советский писатель, 1983. — 136 с.
• Олег Чухонцев. Ветром и пеплом. — М.: Современник, 1989. — 126 с.
• Олег Чухонцев. Стихотворения. — М.: Художественная литература, 1989. — 303 с.
• Олег Чухонцев. Пробегающий пейзаж. — СПб.: ИНА-Пресс, 1997. — 272 с.
• Олег Чухонцев. Фифиа. — СПб.: Пушкинский фонд, 2003. — 48 с.
• Олег Чухонцев. Из сих пределов. — М.: ОГИ, 2005. — 320 с. — ISBN 978-5-94282-293-4.
• Олег Чухонцев. Из лирики. В честь присуждения Российской национальной премии «Поэт». — М.: Время, 2007. — 48 c.
• Олег Чухонцев. Из сих пределов. — М.: ОГИ, 2008. — 320 с. — ISBN 978-5-94282-458-7.
• Олег Чухонцев. Однофамилец. Городская история. — М.: Время, 2008. — 128 с. — ISBN 978-5-9691-0285-9.
• Олег Чухонцев. Речь молчания. Из разных книг. - М.: ArsisBooks, 2014. - 224 с. - ISBN 978-5-904155-43-8.
• Олег Чухонцев. Безъязыкий толмач. Избранные переводы. М.: ArsisBooks, 2014. - 144 с. ISBN 978-5-904155-45-2.
• Олег Чухонцев. выходящее из - уходящее за /Олег Чухонцев. - М.: ОГИ, 2015.- 86 С. Тираж 1000 экз. ISBN 978-5-94282-779-3