Леонтий Лукьянович Шамшуренков (1687 год, дер. Большепольская Яранского уезда Казанской губернии, — 1758 год, там же) — русский крестьянин, механик, изобретатель. Леонтий Шамшуренков родился в 1687 г. Он был крестьянином деревни Большакове Нижегородской губернии Яранского уезда. Первоначальную известность Шамшуренкову принесла модель «снаряда», изобретенного им для поднятия на колокольню Ивана Великого Царь-колокола, незадолго до того перелитого.
Следует напомнить, что Царь-колокол первоначально был отлит в самом конце XVI в. по заказу царя Бориса Годунова, а затем перелит в 1654 г. 14 лет колокол лежал в яме, в которой был отлит, так как никто не брался поднять эту громадину, весом в 8 тысяч пудов. Каким уж образом — неизвестно, но безымянный русский крестьянин, бывший в должности царского привратника, извлек колокол из ямы и установил его сначала на подмостках, а затем повесил на колокольне Ивана Великого. В 1701 г., во время пожара, колокол упал и разбился, после чего подвергся новой, в два приема, переливке с увеличением его веса. При первой переливке металл не удовлетворил мастеров Ивана и его сына Михаила Моториных: они добавили олова в сплав и отлили тот самый Царь-колокол, который сохранился доныне.
Крестьянин Шамшуренков не брезговал никакой работой, чтобы иметь досуг для выполнения своих замыслов. Как потом выяснилось, он сооружал, таясь от людей, самобеглую коляску, но при неистощимой своей изобретательности он отзывался и на всякие технические задачи, которые ставила жизнь. Было множество самых разнообразных проектов поднятия колокола, иногда дельных и остроумных, чаще нелепых или наивных.
Вопрос о том, как поднять колокол, обсуждался и в яранских трактирах.
Шамшуренков в разговоры не вмешивался, но думал об этом деле много и в конце концов придумал свой «снаряд», о котором и решил сообщить в Военную коллегию. Объяснения, записанные дьяком яранского воеводы со слов Шамшуренкова, были направлены в Петербург для изучения. Военная коллегия признала «оный снаряд к назначению пригодным» и вызвала Шамшуренкова в Москву. В январе 1737 г. Шамшуренков приступил к работе по поднятию колокола.
Но в мае того же года в Кремле произошел очередной большой пожар. Огонь охватил леса и подмостки, окружавшие колокол, он упал, и при падении от него отвалился огромный кусок. Поднимать его на колокольню уже было незачем. Колокол пролежал в яме почти сто лет. В 1836 г. Николай I велел вынуть его из земли и приставить на гранитный пьедестал.
Оставшись без дела, Шамшуренков вернулся в Яранск. Человеком он был прямым и смелым. Как-то узнал Леонтий, что яранский воевода в компании с яранским купцом Иваном Корягиным расхищает спирт с казенного винокуренного завода и торгует им в «тайных кабаках». Он отправил на воеводу жалобу в Петербург. Узнав об этом, яранский воевода посадил жалобщика в нижегородскую тюрьму, в которой Шамшуренков просидел много лет и сидел бы, вероятно, без конца, если бы не его изобретательский гений.
Из тюрьмы в 1741 г. он подал в нижегородскую губернскую канцелярию заявление «о сделании им коляски самобеглой», в котором, со слов изобретателя, говорилось: и такую коляску он, Леонтий, «сделать может подлинно, так что она будет бегать без лошади, только правима будет через инструменты двумя человеками, стоящими на той же коляске, кроме сидящих в ней празных людей, а бегать будет хотя через какое дальнее расстояние, и не только по ровному местоположению, но и к горе, буде где не весьма крутое место. А та коляска может сделана быть, конечно, через три месяца со всем совершенством, и для апробации на сделание первой такой коляски потребно ему казны денег не более тридцати рублев, понеже своим коштом, за неимуществом его, сделать ему нечем, которую апробацию может он сделать и здесь, в Нижнем Новгороде, только б определено было помогать ему слесарным и кузнечным и прочих художеств мастерам, которые будут делать по данным от него моделям и за присмотром его стальные и железные инструменты и всякие надлежащие материалы… Тому искусству нигде он, Леонтий, не учивался, но может то сделать своею догадкою, чему он и пробу в доме своем, таясь от других, делывал, токмо оная, за неимением к тому достойных железных инструментов, в сущем совершенстве быть не могла, а ход небольшой был же».
